Но подступиться к Историческому Институту оказалось не так-то легко. Обращенные к телеэкрану «Справки» вопросы Гила наткнулись сперва на вежливую уклончивость, а потом на рекомендацию совершить экскурсию по Оксфордскому и Кембриджскому университетам. Когда Гил продолжал настаивать, его отослали в «Бюро Мер и Весов», которое отфутболило его в «Данди-Хауз». Это заведение оказалось штаб-квартирой какой-то разведслужбы, задач которой Гил так полностью и не понял. Какой-то клерк вежливо осведомился по какой причине его интересует Исторический Институт, после чего Гил, сдерживая нетерпение, упомянул легенду об Эмфирионе.
Клерк, златовласый молодой человек с завитыми усами, отвернулся и произнес несколько негромких слов, говоря вроде бы с пустым воздухом, а затем выслушал ответ этого самого воздуха. И снова повернулся к Гилу.
— Если вы останетесь в своем отеле, то агент Института вскоре свяжется с вами.
Через час с ним встретился некрасивый коротышка в черном костюме и сером плаще: Арвин Ролус, суб-директор «Мифологических Исследований» при Институте.
— Как я понимаю, вы интересуетесь легендой об Эмфирионе.
— Да, — подтвердил Гил. — Но сперва объясните мне, для чего столько таинственности и секретности?
Ролус хохотнул, и Гил увидел, что на самом-то деле тот, в конце-концов, не так уж и безобразен.
— Эта ситуация может казаться экстравагантной. Но Исторический Институт собирает великое множество секретных сведений. Задачей Института это, как вы понимаете, не является: мы ученые. И все же, время от времени мы оказываемся в состоянии разрешить трудности людей, занимающихся более активной деятельностью, — он окинул Гила оценивающим взглядом с головы до пят. — И когда заявляется инопланетник, расспрашивающий об Институте, власти гарантируют, что он не собирается подложить бомбу под это учреждение.
— Такой опасности нет, — заверил его Гил. — Мне нужна информация, не больше.
— Какая именно информация?
Гил вручил ему фрагмент из папки Амианта. Ролус без видимых затруднений прочел неразборчивые древние буквы.
— Ну и ну, действительно. Интересно. И теперь вы хотите выяснить, что же произошло? Чем, так сказать, закончилась повесть?
— Да.
— Можно спросить почему?
— Ну и подозрительный народ, эти земляне! — подумал Гил.
— Половину этой легенды я знал с детства, — сообщил он. — И пообещал себе, что если я когда-нибудь смогу узнать остальное, то так и сделаю.
— И это единственная причина?
— Не совсем.
Ролус не стал дальше углубляться в этот вопрос.
— Ваша родная планета называется… — он поднял кустистые седые брови.
— Донна. Это мир за скоплением Мирабилис.
— Донна. Отдаленный мир… Ну, наверное, я смогу удовлетворить ваше любопытство, — он повернулся к настенному экрану, и постучал кончиками пальцев, проецируя кодированный сигнал. В ответ на него по экрану потянулись ссылки, одну из которых и избрал Ролус.
— Вот, — сказал он, — полная хроника, написанная неизвестным автором мира Доом, или, как говорят некоторые, Дом, примерно две тысячи лет назад.
На экране появился текст, отпечатанный на архаическом. Первые несколько абзацев были такими же, как во фрагменте Гила, а затем:
«В Катадемноне сидели не имеющие ушей, дабы слышать, кои не обладали никакими душами и не знали ни покоя, ни товарищества. Они подняли тревогу и размахивали зелеными вымпелами. Эмфирион призывал к братству, но, не имея ушей, дабы слышать отвратив взоры, никто не мог понять, и они замахали голубыми вымпелами. Эмфирион взывал к доброте, коя отличала человека от чудовища, или, за неимением оной, к милосердию. Они же растоптали Скрижаль правды и махали красными вымпелами. А затем они высоко подняли Эмфириона на вытянутых руках и держали его высоко у стены, и вогнали ему в череп огромный гвоздь, дабы висел он на стене Катадемнона. Когда же все смотрящие увидели, какова судьба человека, который говорил правду, его забрали вниз и под балку, где прибили его, и там в крипте своем они заточили его навеки!
Но в чем же состояла их выгода?
Кто был жертвой?
На планете Доом, или Дом, чудища с Сигила не опустошали больше страну. Они смотрели глаза в глаза и спрашивали:
— Это правда, как утверждает Эмфирион, что мы создания, для коих есть заря и закат, боль и избавление от боли? Зачем же тогда мы опустошаем страну?
Давайте сделаем свою жизнь хорошей, ибо никакой иной у нас нет, — и побросали они оружие свое и удалились в те места, кои были всего приятней для них, и сразу стали самым спокойным народом, так что все люди дивились их прежней свирепости.
Эмфирион погиб, призывая темных к обычаям человеческим, и чтобы те обуздали чудовищ, порожденных ими. Те же отказали ему, повесили его на стену на гвозде. Но чудовища, сперва бесчувственные, стали теперь благодаря правде самым спокойным из всех народов. Если здесь есть какой-то урок или мораль, то он неведом тому, кто пишет сию хронику».
Распечатанный лист с текстом выполз из стены. Ролус отдал его Гилу, который вторично прочел его, а потом присоединил к фрагменту Амианта.
— Тот мир, Доом — это Донна? А Сигил — луна Даммар?
Ролус вызвал на экран дальнейшую информацию, набранную незнакомым Гилу письмом.
— Доом — это Донна, — подтвердил он. — Мир со сложной историей. Вы знаете ее?
— Подозреваю, что нет, — сказал Гил с горечью. — Мы в Амброе очень мало что знаем. Действительно, очень мало.