Гил заметил, что маленькая леди, ее спутница и охранники-гаррионы не остались до конца пьесы. Когда зажегся свет, они уже исчезли.
Гил и Амиант шли в сумерках домой, занятые каждый своими мыслями.
— Отец, — заговорил наконец Гил.
— Да.
— В той истории, беглого актера-марионетку, игравшего Эмфириона, казнили.
— Да.
— Но ведь актера, игравшего беглого актера, тоже казнили!
— Я это заметил.
— Он тоже убегал?
Амиант вздохнул и покачал головой.
— Не знаю. Возможно, марионетки дешевы… Между прочим, это не правдивый рассказ об Эмфирионе.
— А какой же рассказ правдивый?
— Никто не знает.
— А Эмфирион был настоящим человеком?
Амиант на миг задумался, прежде чем ответить. А затем сказал:
— Человеческая история была долгой. Если человек по имени Эмфирион никогда не существовал, то был другой человек, с иным именем, который существовал.
Гил счел это замечание чересчур глубоким для своего интеллекта.
— А где, по-твоему, жил Эмфирион? Здесь, в Амброе?
— Это загадка, — ответил Амиант, — которую пытались разрешить некоторые люди и без малейшего успеха. Есть, конечно, кое-какие ключи к разгадке. Будь я иным человеком, будь я опять молод, не будь у меня… — голос его стих.
Некоторое время они шли молча. Затем Гил спросил:
— А что такое «обреченный»?
Амиант с любопытством пригляделся к нему.
— Где ты услышал это слово?
— Кукловод сказал, что я человек обреченный.
— А. Понятно. Ну, в таком случае, это означает, что ты выглядишь как мальчик, которого ждет, скажем так, важное предприятие. Что ты станешь замечательным человеком и совершишь замечательные деяния.
Отцовские слова заворожили Гила.
— И я буду финансово независимым и стану путешествовать? С тобой, конечно?
Амиант положил руку на плечо Гила.
— Поживем — увидим.
Амиант с Гилом жили в узком четырехэтажном доме, построенном из старых черных бревен и крытом коричневой черепицей. Фасад здания выходил на площадь Андл-сквер в северной части района Бруэбен. На нижнем этаже располагалась мастерская Амианта, где тот вырезал деревянные ширмы; на следующем этаже находились кухня и клеть, в которой Амиант хранил свою коллекцию старых рукописей. На третьем этаже были спальни; а выше шел чердак, набитый разными непригодными ни к какому делу предметами, слишком старинными или замечательными, чтобы их выбрасывать.
Амиант, не смотря на меланхолический склад характера, считался отменным мастером, но спрос на его ширмы всегда превышал предложение. Поэтому ваучеры в доме Травоков не скапливались. Одежда, как и все прочие товары Фортинана, изготовлялась вручную и стоила дорого; Гил носил комбинезончики и брюки, кое-как сшитые самими Амиантом, хотя ремесленные цеха в общем-то не поощряли такой автономии. Сына Амиант не баловал. Каждое утро вверх по Инесе величественно подымалась в дачный поселок Бейзен баржа «Жаунди», чтобы вернуться после наступления темноты. Прокатиться на ней было пределом мечтаний для амбройских детей. Амиант раз-другой упоминал про экскурсию на «Жаунди», но из этой затеи так ничего и не вышло.
Тем не менее, Гил считал себя счастливчиком. Все его сверстники уже учились ремеслу: в цеховой школе, в домашней мастерской или в мастерской родственника. Дети писцов, клерков, педантов или любых других, кому могло понадобиться умение читать и писать, осваивали вторую или даже третью графему. Набожные родители отправляли своих детей в детпрыги и ювенскоки при храме Финуки или обучали их простым узорам дома.
Амиант, то ли умышленно, то ли по рассеянности, ничего такого от Гила не требовал, и тот гулял сам по себе. Он облазил весь район Бруэбен, затем, осмелев, стал забредать все дальше. Побывал в доках и мастерских кораблестроителей района Нобиль; забирался на корпуса старых барж на илистых отмелях Додрехтена, обедал сырыми морскими фруктами; перебирался через устье на остров Деспар, где стояли стекольные фабрики и чугунолитейный завод, а иногда даже переходил по мосту на мыс Нарушителя.
К югу от Бруэбена, ближе к центру старого Амброя, находились районы, разрушенные в ходе Имперских Войн: Ходж, Катон, Хиалис-парк, Вашмонт. Вдоль заросших травой улиц змеились двойные ряды домов, построенных из утилизированного кирпича; в Ходже находился общественный рынок, в Катоне — Храм; все прочее представляло собой огромные участки битого черного кирпича и крошащегося бетона, с дурно пахнущими прудами да попадающимися иногда халупами бродяг или нескопов.
В Катоне и Вашмонте стояли высокие мрачные скелеты старых центральных небоскребов, присвоенных лордами для своих замков. Однажды Гил, вспомнив Руделя-марионетку, решил проверить, осуществим ли его подвиг на практике. Выбрав небоскреб лорда Уолдо «Текуана», Гил полез по арматуре: вверх по диагональному креплению к первой горизонтальной балке, по ней к другой диагонали, вверх ко второй горизонтали, и к третьей, и к четвертой: поднялся на тридцать метров, на шестьдесят метров, на девяносто метров; и здесь он остановился, обхватив обеими руками балку, так как двигаться дальше было страшно.
Некоторое время Гил сидел, глядя на старый город. Панорама открывалась великолепная: развалины, освещенные косыми лучами солнца. Гил устремил взгляд за Андл-сквер… Снизу раздался резкий хриплый голос; опустив взгляд, Гил увидел мужчину в коричневых брюках и расклешенной черной куртке — один из вашмонтских агентов Министерства Соцобеспечения.