Старший Инспектор заверил ее, что в этом отношении беспокоиться нечего:
— Среди нас живет достаточное количество мрачных и странных личностей, так что вряд ли нас можно будет шокировать театральной экстравагантностью.
— Великолепно. Что же, настало время перейти к тем правилам и запретам, которые нам следует соблюдать, — заметила дама Изабель.
— На самом деле их очень немного. Естественно, никакого оружия, наркотиков или спиртного для осужденных. У входа на ваш корабль будет выставлена охрана, и мы настоятельно просим всех вас возвращаться на борт до темноты. В основном, наши осужденные ведут себя хорошо, но порой среди них встречаются неустойчивые или просто недисциплинированные экземпляры, думаю это понятно. Например, мы крайне не советуем гулять в одиночку симпатичным молодым женщинам: они могут встретить намного большее гостеприимство, чем ожидали.
— Я отдам соответствующие указания, — натянуто сказала дама Изабель, — но не думаю, что кто-то окажется настолько глуп, чтобы не подумать об очевидном.
— И последнее: мы всегда запрашиваем точную судовую роль, это для того, что если, скажем, вы приземлились, имея на борту сто одного члена экипажа, то и при взлете у вас должен быть ровно сто один член экипажа.
Капитан Гондар составил судовую роль, и офицеры отбыли на свой катер: Сразу же после этого «Феб» сошел с орбиты и направился на посадку.
Жаворонок, имеющий в диаметре всего семь тысяч миль, был пока самой маленькой планетой, посещенной «Фебом». С орбиты, на которой ранее находился корабль, поверхность планеты казалась ровной и однородной, в основном зеленой, с небольшими темными пятнами на полюсах. Но, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, зеленый цвет означал пульсирующую гнилую лужу, в центре которой на вулканическом островке, возвышавшемся примерно на двести футов, в тишине и прохладе расположилась исправительная колония. На самом плато естественная экология была изменена, и теперь там преобладали земные растения.
На первый взгляд, колония казалась небольшой приятной коммуной, но на самом деле принятые за нее здания официального вида — четырехэтажные строения из бетонных блоков с утопленными окнами принадлежали Губернатору и его штату.
Четыре аккуратненьких деревеньки, производственная фабрика, различные представительства, офисы и склады находились в значительном удалении, и все это полностью было укомплектовано осужденными. Заключенные ходили, куда хотели, в их поведении не чувствовалось никакой скрытности, и в то же время их никак нельзя было спутать со свободными людьми. Трудно было сказать конкретно, чем они так отличаются: возможно, какой-то их характерной чертой — смесью меланхолии, раболепства, затаенной горечи и отсутствия непосредственности, и в каждом отдельном случае черта эта проявлялись по-своему.
Другая, еще более тонкая особенность осужденных могла бы остаться незамеченной, если бы не одинаковая форма, которую они все носили: серые брюки и голубая куртка. Дама Изабель, вышедшая оглядеть толпу, собравшуюся вокруг «Феба», первой высказалась по этому поводу.
— Странно, — сказала она Бернарду Биклю, — я ожидала увидеть здесь менее привлекательные лица: отталкивающие физиономия дикарей и бандитов, явных идиотов или что-то вроде того. Но ни один из них не будет выделяться в любом светском обществе. Правда, в их внешности заметна некая унификация.
Бернард Бикль полностью согласился с этим тонким наблюдением, но объяснить его никак не смог.
— Возможно, сходство им придает тот факт, что они все одеты в одинаковую форму, — предположил он.
Во время второй беседы со Старшим Инспектором дама Изабель снова подняла этот вопрос:
— Это просто мое воображение или это действительно так, но мне кажется, что все осужденные похожи друг на друга?
Старший Инспектор, бывший и сам весьма симпатичным мужчиной среднего телосложения, с правильными чертами лица, несколько удивился этому заявлению:
— Вы так считаете?
— Да, хотя, конечно, это сходство довольно относительное. Я внимательно присмотрелась к людям с разным цветом кожи, разного телосложения, и все же что-то…
Она запнулась, подыскивая подходящие слова, чтобы выразить свое полуинтуитивное предположение.
Внезапно инспектор щелкнул пальцами.
— Думаю, я могу это объяснить. То, что вы заметили, это скорее негатив, чем позитив, скорее отсутствие, чем наличие, а такое обстоятельство намного труднее поддается определению.
— Возможно, вы правы. Меня озадачило именно то, что я не увидела «преступных типов», хоть я и не согласна с научной ценностью данного термина.
— Так оно и есть. И мы строго следим за этим. Нам не нужны «преступные типы» здесь, на Жаворонке.
— Но как, ради всего святого, вы можете этого избежать? В воспитательной колонии для совершенно неисправимых, я думаю, «криминальные типы» должны преобладать!
— Мы получаем свою долю таких типов, — согласился инспектор, — но они тут долго не задерживаются.
— Вы хотите сказать… они уходят?
— О нет! Ничего подобного. Просто мы придерживаемся мнения, что «преступный тип — преступный акт» это связь, действующая в обоих направлениях: можно сказать, что многие, особенно люди с сильной внушаемостью, совершают преступление из-за символичных черт их физиогномики. Человек с выступающим подбородком, глядя на себя в зеркало, говорит: «Ага, у меня сильный агрессивный подбородок!», — и пытается приложить этот свой вывод к мотивировке своих действий. Человек с маленькими покрасневшими глазками знает о своем «хитром, жуликоватом выражении лица», и в соответствии с этим старается сыграть свою роль. Конечно, действуя таким образом, они сами поддерживают популярное заблуждение, построенное на подобных символах. Здесь, на Жаворонке, мы очень внимательно относимся к этому и, в первую очередь, из-за эгоистических интересов. Когда мы получаем экземпляр с маленькими глазками, выступающим подбородком, отвислыми губами, идиотским или злым лицом, мы сразу же направляем его в нашу «Реконструирующую лабораторию» и изменяем наиболее деморализующие черты лица. Я полагаю, что наши специалисты, а это все те же осужденные, придерживаются определенных стандартов, основанных на оптимальных образцах. Таким образом, вы не встретите здесь не только слабых подбородков, бегающих глаз или похотливых губ, но и слишком прямых носов, слишком благородных лбов, решительных челюстей и великодушных взглядов.