— Строго говоря, шансы невелики.
— Разве нет никаких оговорок насчет возраста?
Нион покачал головой.
— Ты полноправный получатель, ты на хорошем счету в своем Цехе и Храм не заносил тебя ни в какой список. Короче, ты — приемлемый кандидат.
Сидевший за своим верстаком Амиант хохотнул. Все повернулись и посмотрели на него, но Амиант больше не издал ни звука.
— У меня нет возражений, — сказал Гил, поразмыслив, — при одном условии.
— Каком?
— Таком, что всем этим делом управляю я. Вы будете подчиняться моим приказам.
— Приказам? — скривил рот Нион. — Ну, в самом деле!
— Если хочешь, чтобы было по-иному — воспользуйся собственным именем.
Нион закатил глаза к потолку.
— А, ладно, если тебе охота поважничать…
— Называй это как угодно. — Уголком глаза Гил видел, что Амиант внимательно прислушивается. Теперь губы Амианта изогнулись в легкой улыбке, и он склонился над ширмой.
— Ты согласен на мои условия?
Нион поморщился, затем кивнул.
— Да, конечно. Главное, не власть или престиж, а хорошая шутка.
— Вот и отлично. Я не хочу, чтобы в это дело были вовлечены, прямо или косвенно, какие-либо нескопы или преступники. Все должно быть полностью в рамках правил.
— Нескопы не обязательно безнравственны, — возразил Нион Бохарт.
— Верно, — произнес нараспев со своего места за верстаком Амиант.
— Но знакомые тебе нескопы именно такие, — ответил Гил Ниону, посмотрев в сторону отца. — У меня нет желания находиться в милости у твоих знакомцев.
Нион растянул губы, показав на мгновение острые белые зубы.
— Ты определенно хочешь, чтобы все делалось по-твоему.
Гил вскинул руки жестом человека, испытывающего искреннее облегчение.
— Действуйте без меня!
— Нет-нет, — прервал его Нион Бохарт. — Действовать без тебя, когда ты придумал весь этот чудесный план? Ерунда!
— Тогда — никаких нескопов. Никаких заявлений или объяснений, или любой деятельности без моего предварительного одобрения.
— Ты не можешь быть сразу везде.
Несколько секунд Гил сидел, глядя на Ниона Бохарта. И как раз, когда он уже открыл рот, готовясь окончательно и бесповоротно отказаться от этого проекта, Нион пожал плечами.
— Как скажешь.
Скут Кобол выразил Амианту горячий протест.
— Идея эта абсолютно нелепая! Юноша, всего лишь подросток, в числе кандидатов в Мэры! Да еще именует себя Эмфирионом! И вы не считаете это антиобщественным поведением?
— Это нарушает какие-то правила? — мягко осведомился Амиант.
— Это чересчур самонадеянное и предосудительное поведение! Вы насмехаетесь над великим постом! Это взбудоражит и собьет с пути многих людей!
— Если какая-либо деятельность не нарушает правил, то она правильная и приличествующая, — заявил Амиант. — А если деятельность правильная и приличествующая, то любой получатель может заниматься ею сколько душе угодно.
Лицо Скута Кобола сделалось кирпично-красным от гнева.
— Неужели вы не понимаете, что создадите мне трудности? Мой начальник спросит меня, почему я не обуздываю подобное шутовство! Отлично! Упрямство — дело обоюдное. Случилось так, что приказ об увеличении вашего ежегодного пособия лежит у меня в офисе и ждет оставленной на мое усмотрение рекомендации. И я должен поставить указание «Не Одобрено» на основании общественной безответственности. Столкновением со мной вы ничего не добьетесь!
Амианта это ничуть не тронуло.
— Поступайте, как считаете наилучшим.
Скут Кобол резко развернулся к Гилу.
— Каково ваше последнее слово?
Гил, внутренне кипя от негодования, ответил ровным тоном.
— Правил это не нарушает. Почему мне не следует становиться кандидатом?
Скут Кобол вылетел из мастерской как ошпаренный.
— Ба! — пробормотал себе под нос Гил. — Возможно, Нион и нескопы все-таки правы!
Он подошел к своему верстаку, уселся. Работая, он бросал озадаченные взгляды в сторону Амианта, который сидел, глядя в пространство, иной раз шевеля губами, словно он беззвучно с кем-то разговаривал. Вскоре он подошел к шкафчику и извлек свою папку. Гил беспокойно следил за тем, как Амиант перебирает документы.
Той ночью Амиант работал в мастерской допоздна. Гил метался и ворочался у себя на кушетке, но не спустился узнать, чем же это занимается его отец.
На следующее утро мастерскую пронизывал странноватый кислый запах. Гил не задавал никаких вопросов, а сам Амиант не стал ничего объяснять.
Днем Гил участвовал в Цеховой вылазке на остров Пирит, в двадцати милях от берега моря: горбик скалы с несколькими потрепанными ветром деревьями, павильоном, несколькими коттеджами и рестораном. Гил надеялся, что его причастность к кампании по выборам Мэра — событие относительно малоизвестное и неразрекламированное — может ускользнуть от внимания коллег, но оказалось, что дело обстояло иначе. Весь день к нему относились свысока, говорили ему колкости, тайком изучали, сторонились его. Юноши и девушки задавали ему вопросы о его эксцентричном псевдониме, о его планах в случае, если его выберут. Гил был не в состоянии придумать какой-нибудь толковый ответ. Под конец дня он чувствовал себя униженным и рассерженным. Когда он вернулся домой, то Амианта там не застал. Из мастерской все еще не до конца выветрился кислый запах.
Амиант не возвращался домой допоздна — необычное событие.
На следующий день обнаружилось, что по всем районам Бруэбен, Нобиль, Фульгер, Додрехтен, Катон, Ходж, Виж и далеко в Годеро и Ист-Тауне были вывешены плакаты. Послание гласило: